Неоднозначная личность Чарльза Мэнсона продолжает будоражить умы добропорядочных американцев и не дает спать спокойно кинематографистам на голливудских холмах. Человек, имя которого стало нарицательным после ряда зверских убийств, пугает больше, чем Ричард Спэк, Ричард Рамирез и Джон Уэйн Гейси вместе взятые.
«У него была та черта, которая встречается всего лишь у одной тысячной процента людей. Аура. «Флюиды», — отмечал прокурор, добившийся заключения Мэнсона.
Выросло не одно поколение музыкантов, черпающих вдохновение в противоречивой фигуре харизматичного сектанта. Да и сам Чарли был не чужд помузицировать, что и продолжал делать на тюремных нарах Фолсома, Сан-Квентина, Коркорана и Вакавилля. Так бы и мотал свои девять пожизненных сроков, будучи священным чудовищем американской криминалистики, если бы не умер на 83 году жизни.
Хотя его ставят в один ряд с серийными и массовыми убийцами (а зачастую и на первое место), технически он никого не убил. И тем страшнее, ведь Чарли прибегал к более изощренному способу — убийству чужими руками, а значит, он опасней любого душегуба.
Именно так произошло 8 августа 1969 года в доме по адресу 10050 Сьело-Драйв, когда члены «Семьи Мэнсона» по приказу Чарли зарезали жену и гостей в доме режиссера Романа Полански.
Девятый фильм Квентина Тарантино «Однажды в… Голливуде» (Once Upon a Time in… Hollywood) показал события полувековой давности, как в калейдоскопе. Мы увидели Полански в лучах славы, его беременную жену, актрису Шерон Тейт, и болтающихся на задворках хиппи, готовых ворваться в любую минуту для кровавой расправы.
В память о Шерон режиссер через 10 лет экранизирует «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» — роман Томаса Харди, который покупает героиня Марго Робби в последней ленте Тарантино.
Тарантино вернулся в Лос-Анджелес 1969 года не для того, чтобы сокрушаться о трагических событиях той ночи, а чтобы в последний раз вдохнуть воздуха ушедшей эпохи — эпохи, которая закончилась с убийством Шерон Тейт. Зритель оказался в альтернативной вселенной, где члены «семьи Мэнсона» буквально ошиблись дверью и получили, что называется, мгновенную карму.
Иронично, что сам Полански за три года до описываемых событий снял фильм с вторжением преступников (не хиппи, но гангстеров) на частную собственность — «Тупик» (Cul-de-sac), который стал кинематографическим аналогом пьес Сэмюэля Беккета. Абсурдистская комедия, по сюжету которой преступники пытаются скрыться от правосудия и берут незадачливых хозяев замка в заложники, но по ходу пьесы меняются с ними ролями.
В реальной жизни от правосудия скрывались не только хиппи и гангстеры, но и сам режиссер. Полански обвинили в изнасиловании 13-летней Саманты Геймер: режиссер вступил с ней в сексуальную связь в доме Джека Николсона на Малхолланд-драйв, пока актер был в отъезде.
Безусловно, детство в Краковском гетто не могло не оставить следов на психике режиссера, а тут еще и убийство жены на пике головокружительной карьеры. В сексе с несовершеннолетней Полански давно раскаялся и даже примирился со своей жертвой, но дурная репутация растлителя не оставила его и поныне.
Если бы Шерон Тейт осталась жива, Полански, возможно, не обвинили в сексуальных домогательствах. А свое огромное либидо великий режиссер при живой жене, как минимум, сублимировал и выплескивал на съемочной площадке… ну или в особняке Хью Хефнера.
Мир, безусловно, и без Мэнсона полон безумных лидеров и проповедников: у одних во главе угла — защита окружающей среды, на деле оборачивающаяся экологическим терроризмом, у других — создание религиозной коммуны, прибегающей к огнестрельному оружию по первому зову их лидера, третьи без вопросов совершат коллективный суицид, если так скажет местный «Чарли».
«Красный штат» (Red State), по мнению Квентина Тарантино, вошел в десятку лучших фильмов 2011 года.
Кинематографисты, памятуя о кровавых событиях 1969 года, обличают, разоблачают и всячески подрывают авторитет и репутацию сектантов, дабы не было новых адептов, особенно голливудского масштаба, — ведь нет лучшей рекламы, чем большая звезда в рядах культа.
Но кинематограф, особенно голливудский, зачастую исподволь романтизирует то, с чем так рьяно борется. Красивая глянцевая картинка резонирует с содержанием, заставляя зрителя выбирать что-нибудь одно. В противном случае те, кто не определились, рискуют заработать синдром вполне оруэлловского двоемыслия.